ЖИЛИ-БЫЛИ МУЖЧИНЫ...
Жили-были в третьей квартире мужчины. Жили они вдвоем не год и не два, а целых три. Одного из этих в общем-то неплохих мужчин — того, что был постарше и повыше, звали Папа, а второго — Мальчик, а иногда — Кузнечик. Мальчик действительно походил на кузнечика. Был он тоненький, невысокий, хотя все время рос и рос и любил, как все кузнечики, попрыгать... В общем, это была мужская семья. Ни мамы, ни сестренки у них не было. И хотя это плохо, и порой мужчинам приходилось трудновато, но они не падали духом. Ведь, правда, не падали?
— Нет, ни разу.
— Ну, насчет «ни разу» тут ты преувеличиваешь, а если говорить в целом, то не падали... Да... Так вот. Имелись у них, понятно, недостатки. Любили они, например, валяться на диване. Вот как мы с тобой сейчас. Не прочь были побродить по городу. А один из них — имя его называть не станем, он и сам догадается — очень уж пристрастился к мороженому. Дай ему на обед вместо первого мороженое, вместо второго — мороженое и на третье — мороженое, он бы и глазом не моргнул. Или моргнул бы, а?
— А какое мороженое? С вафлей?
— Это уж какое окажется.
— Нет, не моргнул бы.
— Да, я знаю. А второй, имя которого мы тоже назвать не будем, курил. Много курил. Он знал, что курить вредно и что это один из его недостатков, но бросить никак не мог. Наверно, у него маловато было силы воли. Водились за ними и другие грешки. Поленятся иногда — и посуду моют не горячей, а холодной водой. Или одному из них так вдруг не захочется идти в детский сад, что хоть плачь.
— Но он же не плакал...
— Конечно, по-настоящему не плакал — он ведь мужчина, а так, чуть-чуть, — бывало. Впрочем, всех недостатков двух мужчин не перечислишь. Как все порядочные люди, они боролись со своими недостатками, но плоховато. Поборют вроде один какой-нибудь, а тут новый появляется.
— А какой?
— Да вот тот мужчина, что поменьше, в последние дни никак спать вовремя не ложится.
— А это разве недостаток?
— Еще бы!
— Что же ты раньше не говорил, что это недостаток?
— Не говорил, а сейчас говорю.
— Ладно, рассказывай дальше.
— Вот так они жили-были и в один прекрасный выходной день отправились на Амур. Целый день на реке пробыли. На пароходе катались, купались, на солнышке поджаривались. Возвращаются под вечер домой... Что такое? В квартире кто-то был.
— Воры, да?
— Ты ложись, ложись и слушай... Смотрят мужчины — в квартире все прибрано. Полы протерты. Посуда, которую они с вечера газетой на столе закрыли, перемыта и в буфете стоит. Все машины и кубики аккуратно расставлены. А с газовой плиты чем-то таким вкусным пахнет. Такой приятный запах! Подскочил Кузнечик, открыл кастрюлю, а в ней домашний борщ из свежих овощей.
— Такой, как мы у бабушки в деревне ели?
— Совершенно верно.
— Так, может, бабушка к нам... то есть к ним, приезжала?
— В том-то и дело, что не приезжала.
— А кто же тогда?
— Ну, не все сразу. Это я расскажу в другой раз.
— Пап, ты только скажи — кто; а рассказывать будешь потом.
— Нет, нельзя. У нас же сказка с продолжением.
— Тогда пошли скорее в столовую, что-то я есть захотел.
Мужчины поднялись с дивана. И хотя один из них был высокий, а второй совсем маленький — ему только в мае исполнилось семь лет,— они очень походили друг на друга. Это замечали не только посторонние, но знали и они сами. Станут иной раз возле зеркала, разглядывают друг друга и рассуждают:
— Папка, посмотри, ты весь в меня. У меня нос курносый — и у тебя курносый.
— Что верно, то верно. Похожи, — отвечает старший.— Только носы у нас не курносые, а башмачком.
— Придумал! Еще скажешь — тапочкой!
— Да, и на тапочку походят. А вот брови у нас, Слава, не удались.
— Почему не удались?
— Видишь, совсем светлые.
Посмотрят мужчины на свои белесые брови, на светлые волосы — и вздохнут.
— Зато глаза у нас удались. Правда?
— У меня удались, а у тебя нет.
— Ох, ты! У меня голубые и у тебя...
— А ты посмотри. У меня глаза серьезные, видишь? А у тебя хитрющие...
Звали мужчин тоже одинаково — одного Слава и другого Слава. Только того, что был старше, мама, когда она еще была жива, и знакомые называли по-взрослому — Вячеслав.
Если они выходили из дому, соседи говорили: «Чужие куда-то пошли». Такая уж у обоих Слав была фамилия: Слава Чужой и Вячеслав Чужой...
Собрались Чужие и отправились в столовую. Находилась она рядом, в переулке, и называлась загадочно: «Домовая кухня».
Слава через неделю должен был идти в школу в первый класс. Он уже знал буквы и сам, обратите внимание — сам прочитал вывеску над столовой. Прочитал и собирался просить у папы, почему кухня называется «домовая». Может, она для домовых?
Сейчас был подходящий момент выяснить этот вопрос, Слава потянул уже отца за руку, да помешал Петя Азбукин.
Петя вел себя как-то странно: он подкрадывался к малышам, занятым мирным строительством высотного сооружения из песка. Пригнувшись, Петя обошел цветочную клумбу, перебежкой преодолел свободное пространство от клумбы до мусорного ящика и, помешкав немного за ящиком, кинулся к столбу на волейбольной площадке. Теперь до грибка, под которым копошились малыши, оставалось шага четыре. Петя поднял «Смену», но малыши его сразу заметили. Раскрыв рты, они уставились на фотографа, а маленькая девочка, до этого дружелюбно сыпавшая песок за воротник своему соседу, открыла пошире глаза. Бабушка ей говорила, что так лучше получается карточка.
— Эх, вы! — сердито сказал Петя и опустил фотоаппарат.
— Что же ты их не снимаешь? — спросил папа.
— Снимешь, пожалуй! — ответил фотограф. — Мне надо, чтобы они играли, а они заметят фотоаппарат — все бросают и смотрят. Даже не улыбнутся...
Петя не договорил: он увидел Лушу. Подпрыгивая и размахивая папкой для нот, она возвращалась с экзаменов в музыкальной школе. Петя нацелил «Смену» — и девочка мгновенно остановилась. Она вытянула шею, приподняла до самого подбородка папку с нотами, чтобы она получше вышла на фотографии, и застыла.
— Да ты иди, как шла! — крикнул Азбукин.
Луша обиделась:
— Сам хотел сфотографировать, а теперь — «иди»! Нечего тогда обманывать. А то скажу вашей Лене, а она твоей маме...
— Эх! — горестно махнул рукой Петя.— Ничего вы в художественной фотографии не понимаете. Мне надо снять фотоэтюд, а вы...
В это время с крыши двухэтажного дома в другом конце двора раздался пронзительный свист. Так обращал на себя внимание известный на весь переулок голубятник и бездельник Илюха. Он только что поднял в небо своих турманов и сейчас сидел на крыше, свесив ноги. Илюха год назад бросил седьмой класс и с тех пор вел свободный образ жизни. Занят он бывал только летом в вечерние часы, когда помогал своей тетке торговать возле цирка цветами.
— Эй, Петька, увековечь! — крикнул Илюха и подбоченился.
Кадр с Илюхой, свесившим ноги с крыши, совсем не требовался Пете, но он щелкнул затвором...
Пообедав в «Домовой кухне», Слава с отцом посовещались, как лучше провести остаток выходного дня. Можно пойти в детский парк и половить бабочек. Можно вернуться домой и убрать в квартире. Это ведь только в папиной сказке кто-то тайно пробрался к ним и все привел в порядок. На самом же деле полы в третьей квартире давно ожидали, когда их помоют. Славкины рубашки, которые он пачкал в детском саду, поджидали стирки. Сам папа давно собирался выяснить, кто в конце концов хозяин его письменного стола — он или книги и бумаги, наваленные на него кучей малой. Нужно было также пойти в книжный магазин и купить Славе учебники для первого класса. А можно махнуть рукой на все и отправиться в кино.
— Так как же, Слава? — спросил отец, закуривая.
Слава не видел особой разницы в прибранной квартире и неприбранной. И в той и в другой можно неплохо жить, и он ответил:
— Давай махнем рукой!..
Это означало, что он высказался за поход в кино.
Отец сделал вид, что согласен со Славой, и воскликнул:
— Правильно! Махнем рукой на это кино, всех фильмов не пересмотришь. Бабочки тоже пусть летают. А мы сделаем так: сейчас пойдем купим тебе мороженого (в этом месте поскучневшее лицо младшего мужчины немного просветлело) и займемся уборкой. А потом!.. Потом пойдем приобретать тебе «Букварь» и другие умные книжки. Договорились?!
— Договорились, — невесело ответил Слава.
Во дворе, пока мужчины ходили за мороженым, все шло своим чередом. Песочная башня у малышей рухнула. Илюха одной рукой держался за трубу, а второй размахивал шестом, подбадривая своих голубей. Петю Азбукина сгонял с пожарной лестницы дворник.
— Дядя Николай, — упрашивал Азбукин, — я только разок щелкну. Вы знаете, какой отсюда ракурс получается!
Но дворник знать ничего не хотел.
— Ишь, куда забрался! Слазь живо! — требовал он.- А то сейчас метлой поддену — будет тебе и рак и ус!
Во дворе все было в порядке, а Славку и отца ожидал сюрприз. Сказка, которую папа рассказывал про двух мужчин, неожиданно начала сбываться...
Достав ключ из тайника под почтовым ящиком, отец открыл дверь и в изумлении остановился. Еще не просохший пол в прихожей сверкал непривычной чистотой. Сами мужчины его баловали и мыли ускоренным способом: сначала наливали на пол воду (это входило в обязанности Славы), потом сгоняли воду шваброй (это проделывал папа). После такого мытья оставалось много луж, а вот становился ли пол чище — неизвестно.
— Бабушка приехала! — высказал радостную догадку Слава и крикнул: — Бабушка!
Но квартира молчала.
— Чудеса какие-то,— улыбаясь, сказал отец, когда они обошли обе комнаты своей квартиры и убедились, что таинственного помощника нет, а пол везде помыт, и помыт недавно.
Славка потянул носом и кинулся на кухню.
— Показалось,— разочарованно протянул он вернувшись.— Я думал, что борщом пахнет, а кастрюля пустая.
— Чудеса! — повторил отец.— Давай покурим и подумаем, кто бы это мог сделать. Допустим, бабушка. Где лежит ключ, она знает. Тогда куда она делась?
— Бабушка всегда гостинцы привозит,— возразил Слава, — а на кухне пусто.
Верно, — согласился отец.— Бабушка с пустыми Руками приехать не могла. Кто же тогда?
У отца шевельнулась одна догадка, но ему самому она показалась невероятной...
— Что же, Кузнечик, — сказал он, — теперь нам остается стирка. А там мы свободны, как вольные птицы. Выкатывай стиральную машину, а я пойду в кочегарку за горячей водой.
Стиральную машину мужчины приобрели еще прошлой зимой, но до сих пор, пользуясь ею, заглядывали в инструкцию.
— Так, так, - рассуждал отец, открыв инструкцию. – Глава четвертая: «Подготовка белья к стирке». «Белье должно быть рассортировано...» Рассортировали... Дальше «Замочено в воде на четыре-шесть часов». Да... Замочить его мы забыли. Ну, не беда. Будем стирать незамоченное. Давай, Слава, бросай в бак свои рубашки и топи их без пощады. Стоп! Ты сколько рубашек бросил?
— Две.
— Тут говорится, что надо загружать не больше двух с половиной килограммов. Как ты думаешь, сколько весил твоя рубашка?
Слава задумался. Так задумался, что на переносице появились складочки, но сказать, сколько весит его рубашка, не мог.
— Эх, ты! — покачал головой отец.— Ты же их носишь, а не я.
— Папа, а сколько весит твоя рубашка?
— Постой. Вот таблица: «Вес отдельных предметов белья». Так… «Салфетка — пятьдесят граммов». Это нам не подходит. «Пододеяльник фасонный...» Не то. Ага! «Рубашка детская верхняя — двести граммов». Ты сколько штук бросил? Две? Топи остальные. Включаем!
Машина загудела, отчаянно расплескивая воду.
— Папка! — закричал Слава.— Закрывай крышку. Мы опять забыли ее закрыть!
Началась паника. Машина гудела и плескалась пеной и водой. Слава и отец носились по кухне, отыскивая крышку. Ко всему в комнате требовательно зазвонил телефон. В эту трудную минуту папа наконец догадался и выдернул штепсель из розетки. Машина, фыркнув, затихла, лишь часовой механизм на ней сердито тикал.
Папа кинулся к телефону, Слава за ним, но как только они протянули две руки к трубке, телефон замолчал...
Наследив в комнате, вернулись на кухню и сразу увидели крышку: она, как ни в чем не бывало, стояла у стула.
Сверились еще раз с инструкцией, водрузили крышку на положенное ей место. И вот машина опять заработала, на этот раз добросовестно стирая.
— Милое дело,— присев на стул и облегченно вздохнув, сказал отец.— Вот что значит техника!
Через час все, что требовалось, постирали. Еще через час прополоскали и, отжав, повесили во дворе сушиться.
— Теперь идем за «Букварем»,— срифмовал отец.
— Пап,— поинтересовался по дороге Слава,— а кто построил наш дом?
— Как — кто? Рабочие.
Слава, о чем-то раздумывая, прошел немного, потом опять спросил:
— А фонтан?
— Что — фонтан?
— Кто его сделал?
— Рабочие.
— А автобус?
— Тоже рабочие.
— А кто сделал асфальт?
— Рабочие, Слава. Дома, самолеты, конфеты, машины, рубашки, мороженое — все на земле делают рабочие люди.
— А землю тоже рабочие сделали?
— Вот землю — нет. Об этом ты узнаешь в школе.
— Первого сентября?
— Что — первого сентября?
— Ну, узнаю про землю.
— Нет, попозже.
У книжного магазина, где продавались учебники для первого класса, пришлось постоять. Оказывается, многие малыши хотели знать про небо, про землю, про то, почему летает спутник и идет дождь. А для этого надо было сначала хорошо научиться читать и писать. Они покупали себе «Буквари», «Родную речь», «Арифметику» и «Русский язык».
Стояли в очереди и некоторые Славкины знакомые из детского сада. Кое-кто из них важничал и делал вид, что не замечает Славу. Другие же, наоборот, радостно удивлялись. Так, Боба Сергунин воскликнул:
— Славка, и ты записался в школу, да?!
Вот чудак, как будто не знает, почему человек может стоять в очереди за «Букварем»!
Новенькие учебники собирались посмотреть дома, но не утерпели, сели по дороге на скамейку и один за другим перелистали их.
А вечером, засыпая, Слава сказал:
— Папа, мы завтра поиграем в школу, ладно? Ты будешь учителем, а я учебником...
Он, конечно, хотел сказать «учеником», этот маленький мужчина.
— Поиграем, поиграем,— ответил отец.
Он думал о Славкиной маме и о том человеке, который, наверно, помыл сегодня пол в их квартире.