Вчера вечером разгладили Славкину школьную форму и аккуратно повесили ее на стул; уложили в новенький коричневый, словно загорелый, портфель новенькие учебники и совершенно чистые тетради.

— А ну-ка, сверчок-первачок, — сказал отец, — иди сорви листок, пусть у нас на календаре будет первое сентября!

Младший мужчина забрался на стул и осторожно, двумя пальцами, отделил от остальных листков один. Еще не отрывая, он заглянул под этот листок, чтобы убедиться — не захватил ли он вместе с прожитым днем и долгожданное первое сентября.

С календарями шутить нельзя.

Однажды нечаянно Славка оторвал вместе с субботой воскресенье, и отец сказал: «Что ты, малыш, наделал? Придется тебе завтра идти в детский сад, а мне — на работу. Воскресенья-то теперь не будет, ты его оторвал». Чуть не заплакал тогда Слава. Он дождался, когда отец выйдет, и кое-как прилепил листок на место.

Сейчас, понятно, нельзя еще раз допустить такой оплошности, и Слава, аккуратно оторвал один, всего один листок...


И первое сентября наступило. Оно пришло, как и положено, рано-рано утром.

Слава проснулся первым и сразу подбежал к окну, чтобы посмотреть, как этот день выглядит. Первое сентября выглядело необычно. На улице возвышались знакомые дома, знакомый дворник дядя Николай подметал тротуар. «Шир-шир-шир-шир»,— выговаривала его метла. Так же, как и вчера, горели на клумбе лилии-тигрилии, цветы из уссурийской тайги. И все-таки и здания, и воздух, и цветы, и редкие прохожие на тротуаре были какими-то праздничными. Вся улица казалась словно умытой. Славка глотнул праздничного сентябрьского воздуха и замер: над крышами зданий, над розовым облаком, шевеля серебристыми крыльями, плыли гуси! И вдруг в арку большого дома на другой стороне улицы глянуло расплавленное солнце. Прямо в арку, как в окошко, как сквозь стену, и залило третью квартиру теплым, хоть щупай его пальцами, светом. Слава обернулся и увидел себя, вернее, свою высоченную тень на стене. Вот это да! Таким Слава станет, когда вырастет большим.

— Папа! — закричал он.— Вставай скорее, папа! Ты проспишь праздник!

Папа уже не спал, он, прищурив глаза, смотрел на сына. По Славкиному кличу он вскочил с кровати и выглянул в окно. Гуси затерялись где-то в бледной голубизне неба. Зато солнце еще ярче слепило глаза из-под арки.

— Здравствуй! — поздоровался с солнцем большой мужчина.

— А мне можно? — робко спросил Слава.

— Давай! — шепотом сказал отец.

И Слава тоже сказал солнцу:

— Здравствуй!

— Нам повезло. Так бывает всего два раза в году — весной и осенью,— объяснил папа.— Завтра солнышко поднимется чуть-чуть правее и уж больше к нам в окно через арку не заглянет.

А про гусей отец не поверил, он заявил, что ни разу не видел, чтобы над городом летели гуси...

Только через час зазвонил будильник. Его еще вчера поставили на семь часов.

— Он проспал! — обрадовался Слава.

Но будильник не проспал. Это Слава проснулся сегодня в шесть часов.

Завтракал Слава в трусиках и майке — не хотелось мять старательно отглаженный школьный костюм, особенно брюки. На них была такая складочка, что папа сказал: «Смотри, не порежь руку».

Время еще оставалось, и отец — раз праздник так праздник — согласился рассказать сыну сказку.

Это была та же сказка про двух мужчин, которые жили-были в третьей квартире. Ведь сказка рассказывалась с продолжением. И говорилось в ней про то, как младший мужчина пошел в школу. Изучил он там великое множество наук и полетел с друзьями-космонавтами на планету Венеру... Интересная сказка. Но в ней как-то получилось, что на космодром с ним пришел не только папа, а еще и сестренка и мама.

— Папа, — спросил Слава, — ведь мужчины жили-были вдвоем?

— Вдвоем...

— А откуда у них взялись мама и сестренка?

— Не все сразу, — ответил отец.— Сказка у нас с продолжением. Не торопись...

До школы Славку провожал отец. В одной руке Слава нес тяжелый портфель, другой прижимал к груди большой букет цветов. Ни то, ни другое он не мог доверить отцу. Цветы щекотали подбородок и мешали смотреть под ноги. Вверх не давал взглянуть козырек новой фуражки. Славка помотал головой, чтоб козырек немного поднялся, а он спустился еще ниже. Несмотря на такие неудобства, идти было приятно. То и дело попадались мальчики и девочки Славиного возраста, тоже с цветами и тоже наглаженные, как будто их только что купили в магазине. Встречались и ребята из детского сада, из бывшей Славкиной старшей группы. Проходя мимо, они ничего не говорили, зато улыбались во весь рот. И Слава, встречая знакомцев, молчал и тоже улыбался.

Он даже как-то забыл, куда идет. Просто шел и гордился собой. Лишь у самой школы, когда из-за угла донесся невероятный гомон, а в глазах зарябило от огромной толпы ребят, заполнивших школьный двор, Славка вспомнил все. Вспомнил и перестал чувствовать под собой ноги. Если бы в правой руке у него не было портфеля, а в левой — букета, Слава обязательно схватился бы за папину руку...

Дальнейшие события разворачивались так стремительно, как будто бы три часа, которые Слава провел в школе, сжались в один. Не успел Слава по-настоящему испугаться, как увидел, что между ним и папой образовался пустой коридор — с одной стороны его стоит он с такими же, как сам, новобранцами, с другой — папа в толпе отцов, матерей, бабушек и дедушек. С крыльца школы о чем-то говорила высокая женщина, а Слава заметил, что букета в левой руке у него уже нет — то ли он сам его кому-то отдал, то ли его кто-то взял. Слава с удовольствием потряс освободившейся рукой, но она опять оказалась занятой: большая девочка в школьной форме, ласково улыбаясь, подсунула ему под эту руку подарок — тетради и книжки, перевязанные голубой ленточкой. В толпе взрослых мелькнуло лицо отца, и Слава почувствовал себя уверенней. А по живому коридору между взрослыми и школьниками уже бежала девушка в белом фартуке и, подняв руку над головой, звонила в большой звонок.

И вот под ногами у Славки ступеньки: первый класс первый раз входил в школу. Только подумать — первый раз! А потом будет пятый, двадцатый, сто первый. И когда-нибудь Слава Чужой зашагает по этим же ступенькам юношей-выпускником.

Слава обернулся, чтобы еще раз увидеть отца, но на него налетел Боба Сергунин, пыхтевший сзади, и не дал ничего рассмотреть...

Весь первый урок учительница Ида Сергеевна рассаживала ребят, учила их, как сидеть за партой, как вставать, когда она их вызывает. Славке повезло — его посадили с Бобой Сергуниным, человеком знакомым. А вот многим ребятам пришлось сесть с девочками, и они завидовали Славке и Бобе.

Из всего, что рассказывала учительница, Славку удивило одно: оказывается, все люди — генералы, ученые, придумавшие спутники, писатели, которые сочиняют для ребят книжки, пограничники и даже Гагарин и Титов — тоже когда-то изучали «Букварь». А сейчас его будет изучать Слава...

На первой перемене Славка робел и скромненько стоял у стены. Остальные ребята тоже жались к стенам. Посмотришь на них — и ни за что не поверишь, что эти первоклассники умеют прыгать, носиться и шуметь. Только две девочки отважились: оторвавшись от одной стены, они прошли до другой, да толстый Боба Сергунин ни с того ни с сего начал вдруг кружиться, расставив руки.

Особенно понравилась Славке следующая перемена. Ида Сергеевна вывела весь класс на улицу, и начались игры, такие веселые, что, когда зазвенел звонок, не хотелось даже возвращаться в класс.

Домой Славка бежал довольный. И когда Лушина мать спросила во дворе: «Ну, что, Слава, понравилось тебе в школе?» — Славка вполне искренне ответил: «Ой, тетя, очень понравилось! Особенно на перемене!..»

Разве можно в такой день сидеть в пустой квартире! Славка бросил на диван тугой портфель и вышел, как и был, в форме, во двор.

Во дворе, как назло, было пусто, даже Илюха не маячил на своем обычном месте на крыше возле трубы. Только совсем незнакомый прохожий, взглянув на Славкину школьную форму и чему-то улыбнувшись, спросил:

— Ну, как, ученик, дела?

— Дела хорошие,— солидно ответил Славка.

Он побродил по двору, заглянул на  всякий случай в окно Ивана Васильевича, но подозрительного ничего не увидел. Хотел слепить домик из песка, но, так и не решив, подходит ли это занятие для ученика первого класса, отошел в сторону. Немного погодя Славка подумал: «А не пройтись ли мне по улице?»

До сегодняшнего дня прогулки за калиткой двора Славке запрещались. Но ведь теперь он самостоятельный человек. А может такой человек пойти, куда захочет? Конечно, может. И Славка пошел.

У калитки он засунул руки в карманы и с независимым видом вышел в переулок. Прохожие понимали, что идет самостоятельный человек, и никто не окликнул: «Слава, а тебе разрешили выходить за калитку?» Пошел он не по привычной дороге, по которой ходил с отцом в детский сад, а свернул на главную улицу. И жутко было Славке и весело — он шел один!

На углу переулка и большой шумной улицы строился дом. Совсем недавно проходили они здесь с отцом. Тогда в глубоком котловане ворочались неуклюжие экскаваторы. Ковшами, похожими на огромные пригоршни, они загребали землю и, лязгая, сыпали ее в кузова самосвалов. Тяжелые самосвалы вздрагивали и отходили, освобождая место другим. Сейчас на стройке было тихо, лишь переговаривались звонками два больших крана, а работа шла, кажется, еще быстрее. Каменщики уже возводили второй этаж.

Возле дома останавливались люди. Остановился и Слава. «Здесь работает бригада коммунистического труда бригадира Егорова», — прочитал он по складам белые буквы на красной доске. Кирпич к кирпичу укладывали девушки и парни, и стена росла прямо на глазах. «Вот весело так весело работать!» — подумал Слава, но тут его отвлек разговор.

— Алексей Александрович! — воскликнул высокий худощавый человек.— Вы что, тоже в этом доме получите квартиру?

— Нет, — ответил второй, седой и грузный.— Хожу, понимаете ли, смотреть. Очень уж здорово у них получается!

— Ну, а я лицо заинтересованное — думал, что вы соседом будете.

Славка вспомнил, что подслушивать чужие разговоры неприлично, и степенно двинулся дальше.

Женщина в белом халате продавала мороженое, а взрослые люди равнодушно проходили мимо!

У Славы имелась лишь одна монетка достоинством в три копейки — мороженого не купишь. И он подошел к желтой цистерне на двух колесах. Четыре буквы на боку ее объясняли: «КВАС». Славка подал монету и получил взамен кружку квасу. Истратив весь свой наличный капитал, он направился дальше, но мороженщица окликнула его:

— Мальчик, иди-ка сюда!

У нее отец не раз покупал Славке мороженое, вот она и сказала:

— Что же ты мороженое не покупаешь?

— Деньги истратил, — чистосердечно признался Славка.

— Подожди-ка. У меня тут еще осталось на донышке. Все равно растает.

«Ну, раз все равно растает... — подумал Славка и взял из рук мороженщицы вафельный стаканчик. — Почти полный», — отметил он про себя и сказал:

— Спасибо!

Облизывая мороженое, он прошел еще немного и решил свернуть на улицу, по которой катились трамваи. «Интересно,— подумал Слава,— если сесть в трамвай, куда можно доехать?»

Улица сбегала вниз, по ней шагалось легко. Только в одном месте тротуар пересекала глубокая яма, а в ней рабочие укладывали трубы. Пришлось перебраться по дощечке.

А трамваи, позванивая, приглашали Славку идти за ними на неведомые улицы, где он увидит такое, чего и представить невозможно...

И Славка шел. У одного из домов он хотел погладить белого котенка, но тот, чудак, пушистым комочком ускользнул в дверь. Славка постоял, ожидая, не выбежит ли котенок опять, и тут вспомнил про папу: «Вдруг он меня потерял и беспокоится? Надо возвращаться». А трамваи все бежали и бежали и звали за собой. «Ладно, — решил Славка, — дойду до угла, посмотрю, что там, и — домой».

На углу, за решетчатой оградой, стоял двухэтажный дом. Славка обрадовался — здесь тоже детский сад. Он не спеша прошелся мимо ограды, ловя на себе восхищенные взгляды малышей, — ученик! Все, чем жил маленький народ за оградой, Славке близко и понятно — ведь он сам три года ходил в детский сад. Вон там, в углу двора, слушают книжку «старшаки» — старшая группа. У самой ограды, на деревянном пароходе,— средняя, а там дальше — малыши. Они стали в круг, взялись за руки и, притопывая, поют:

         Топ, топ по земле —
        Ведь земля-то наша,
        И для нас на ней растут
        Пироги и каша.

Смешная песенка! В Славкином саду такой не пели...

Славка дошел до угла. Он хотел повернуться, чтобы идти домой, и вдруг, как и утром, увидел в небе гусей! И Славка сразу вспомнил золотой денек, когда они с мамой шли, наверно, этой же самой дорогой, а им навстречу летели и летели гуси.

«Вот почему эта улица показалась мне знакомой». Он растерянно стоял на углу, не зная, идти ли домой, где ждет, наверно, отец, или — вперед. За первым треугольником гусей показался второй, и до Славки донесся их далекий гортанный призыв.

— Мамочка! — прошептал Славка и бросился по тротуару навстречу летящей стае.

Сначала по обеим сторонам улицы тянулись большие многоэтажные дома, потом пошли маленькие, как в деревне у бабушки, деревянные домики. А Славка все бежал. На него затявкала из двора собачонка. С перепугу оборвала веревку привязанная к колышку коза и запрыгала по улице. А он бежал, поглядывая в небо, и снова увидел длинную вереницу гусей.

Когда бежать уже не стало сил, когда Славка почувствовал, как под рубашкой колотится сердце,— улица вдруг кончилась. Она уперлась в глубокий овраг, заросший бурьяном и репейником. А за оврагом поднимались высокие дубы. К ним по склонам оврага кто-то протоптал желтую дорожку.

— Мамочка,— еще раз прошептал Славка и осторожно стал спускаться по крутой тропинке.

Да, это было то самое заветное место, которое Славка не забывал все эти годы, но недавно и сам стал сомневаться— не приснилось ли оно ему. Папа-то в него не верил...

Так же возвышались здесь дубы, а внизу между холмами пузырились ключики. И Славка собрал возле одного ключика пригоршню тугих желудей. «Покажу папе, а то он опять не поверит».

Мальчик долго карабкался по склонам холмов. Как же чудесна была эта маленькая дубрава! Осень только чуть-чуть тронула багрянцем листья дубов, чуть-чуть пожелтела трава по склонам. Славке удалось услышать, как падают желуди: стук, стук! А самое главное — он тут ходил с мамой!..

Но ведь надо когда-то и возвращаться. Славка присел на пенек, чтобы подумать, куда идти. Со всех сторон к роще стекались улицы, похожие на ту, по которой он пришел. Из всех этих улиц требовалось выбрать одну.

Опять шлепнулся желудь. Прямо возле пенька. Славка нагнулся и стал шарить рукой в густой невысокой траве. Пальцы нащупали сначала шляпку от желудя, затем сухой сучок, потом еще что-то... Что это? Славка разгреб траву и вытащил втоптанный в землю маленький значок. Холодея от догадки, он вытер его ладошкой и увидел золотистого кенгуру. Три года назад его потеряла мама. Славка принялся отчищать значок. Позабыв о складке, тер его о наглаженные брюки, скоблил ногтем, снова тер...


...Трое геологов увидели заплаканного мальчишку случайно. Они утром прилетели в этот город, а вечером должны были отплывать дальше вниз по Амуру. Побродив по городу, геологи случайно вышли к дубовой рощице и только было вольготно расположились на траве, собираясь пообедать, как на них наткнулся мальчуган.

— А ну-ка, подойди, подойди! — сказал старший из них. — Ты что это, плакал, что ли?

Мальчишка подошел, но на вопрос не ответил.

— Подожди-ка. Как тебя зовут? — спросил геолог в клетчатой рубашке.

— Слава,— ответил мальчик.

— Ну что же, вполне приличное имя... Тебя кто-нибудь обидел?

— Я не знаю, куда идти. Я, наверно, заблудился, — ответил Славка и закусил губу, чтобы опять не расплакаться.

—Так, — сказал старший. — А ну садись, докладывай.

Слава сел на чей-то плащ и рассказал о своих злоключениях. Обрадованный находкой маминого золотистого кенгуру, он отправился домой, но на какую улицу ни выходил, все казалось, что это другие улицы, а вовсе не та, по которой он сюда пришел.

— Батька, наверно, всыплет,— сочувственно сказал самый молодой из геологов, тот, что до этого молча открывал консервные банки и резал колбасу.

— Не в этом дело,— перебил его геолог в клетчатой рубахе.— Так как, говоришь, тебя зовут? Слава? Ну что же — Слава так Слава. Утверждаем. Ты вот что, подвигайся поближе и закусим. Проголодался, наверно?

Есть Слава хотел давно, но и нельзя было так вот сразу согласиться. Когда он начал отказываться, старший геолог отхватил ножом краюху хлеба, положил на нее кусок колбасы и вложил этот бутербродище в Славкину руку.

И началось пиршество под открытым небом, на чистом воздухе. А вверху чуть-чуть шевелили листьями высокие дубы.

— Ты кем будешь-то? — подсовывая Славке банку с консервами, спросил старший.

Славка ответил, что отец хочет, чтобы он стал космонавтом, а ему, Славке, сегодня понравилось, как работают каменщики, и он, пожалуй, будет строить дома.

— Да брось ты! — сердито сказал геолог в клетчатой рубахе.— Тебя как зовут-то? Да, да,— Слава! Так вот что, друг Славка: давай пять и иди в геологи. Договорились?

Трудно было отказать таким хорошим людям, и Славка согласился: в геологи так в геологи.

Когда он как следует наелся, молчаливый младший геолог открыл баночку с компотом и пододвинул ее Славе. Что не сделаешь для хороших людей! Пришлось съесть и компот.

Потом и геологи и Слава отправились в город.

— Так, значит, живешь ты в Садовом переулке? Ну, не робей, мы сейчас у кого-нибудь спросим, где у вас такой переулок.

Спросили у милиционера. Милиционер сначала поднял руку к козырьку, а потом сказал, что это не очень далеко: надо дойти до главной улицы, а там повернуть налево. Когда же он узнал, что геологам требуется в порт — совсем в другую сторону, то взялся сам доставить Славку…

Так и проследовал по двору родного дома первоклассник Слава Чужой в сопровождении милиционера. Именно в это время фотоаппарат «Смена», принадлежавший Пете Азбукину и управляемый старыми ходиками и пружиной от будильника, сделал последний в тот день, тридцать шестой снимок.

У подъезда Славку обступили ребята и наперебой принялись рассказывать, что отец давно его разыскивает. Он уже обежал весь Садовый переулок, обошел квартиры всех ребят. А сейчас по городу носятся Петя Азбукин, Игорь, братья Спицины, и вообще все старшие ребята ищут его, Славку.

— А к вам приехала девочка,— сказала Луша.— Такая воображуля! Пока сгружали с машины вещи, она нам ни словечка не сказала.

Славка, не обратив внимания на ее слова, не простившись с милиционером, запрыгал по лестнице. Он застучал в дверь, и сразу же ему открыл папа.

— Папа! — закричал Славка.— Я нашел... Я нашел...— Славка замолчал: он увидел, что в главной их комнате горит свет. Круглый стол покрыт белой скатертью и уставлен всякой едой. А у дивана, повернувшись к нему, стоят незнакомая женщина и длинноногая кудрявая девочка. И еще Славка заметил, что эта девочка держит в руках его коробку с проволочными головоломками.

Чего-то испугавшись, Слава смотрел на них, все еще сжимая в кулаке маленького кенгуру.

— Слава, мальчик мой, где же ты бегал? — устало спросил отец, а потом, повернувшись к женщине и девочке, каким-то необычным голосом сказал: — Вот, Слава, это Анна Федоровна и Наташа. Они теперь всегда будут жить с нами. Анна Федоровна будет твоей мамой, а Наташа — старшей сестренкой...